Печать
КРАЕВЕДЕНИЕ

Сто с лишним лет назад они лежали немного южнее недавно построенной железной дороги из Рузаевки на Сызрань, почти рядышком друг с дружкой: Аристовка, Богдановка, Владимировка, Ивановка,  Конновка, Мордовская Темрязань.  В советское время на этом же лесо-полевом пространстве выросли ещё два географических объекта: посёлки Биллиюрт и  Шпалорезный. Позднее все здесь перечисленные  находились в границах Конновского сельского Совета.

Иные названия пошли от имён и фамилий поселенцев: Конновка – от Кононовых, Богдановка – от Богдановых, Аристовка, стало быть, - от Аристовых.

В 1859 году в Аристовке при 14 дворах насчитывалось полторы сотни человек с чисто русскими фамилиями: Алексеевы, Бычковы, Кузнецовы, Новиковы, Тарасовы…

Помещик заимел небольшой поташный завод. Там из древесной золы получали карбонат калия, по-старинному – поташ. Он применялся на многих предприятиях уезда: суконных, стекольных, мыловаренных. В аристовских окрестностях добывали также трепел для кирпичных предприятий. Вокруг деревни – леса, поля - было где зайцу порезвиться и жаворонку разнести трели по поднебесью.

Маленькой деревушке выпали большие страдания. В Гражданскую войну, в пору пламенных воззваний и устрашающих приказов, сюда наведывались вербовщики от красных и белых. Потом пошли чередой бедные на урожай годы. Особенно голодно было в 1921-м и в следующем году.

Как начиналась трудовая весна, как собирались выезжать на посевную, приглашали конновского священника, чтобы молебен отслужил. Мол, нешутейное это дело – весенняя страда. И деды, и прадеды единолично жили, а как только пошла по району волна коллективизации, аристовцы тоже порешили гуртом работать. Наступила первая коллективная посевная, а батюшка отказался, не пришёл в поле с благословением.

Колхоз носил имя «всесоюзного старосты» М.И. Калинина.

Аристовка не избежала политических репрессий. В октябре 1932-го по надуманному обвинению арестовали  счетовода, по-нынешнему бухгалтера, Михаила  Алексеева. Ему шили общепринятую в те годы статью 58-10, дескать, призывал к ослаблению советской власти. Разобрались, в декабре того же года арестант вышел на волю.

В субботний июньский вечер 1941-го в семье колхозного счетовода сорвали очередной листок календаря и спокойно легли спать. Кто знал, что утро следующего дня подорвёт мирный ход всей страны. Знали те, кто, имея за спиной не только ранцы из телячьей кожи, но и большой военный опыт, уже переходил нашу границу.

В деревне о  войне узнали в первый же день. И начались сборы солдат-резервистов, а потом и новобранцев.

После проводов призывников прежние мужские должности стали занимать женщины. В председатели колхоза районное руководство рекомендовало А.М. Любаеву, деревенские не  стали возражать. Бригадиром избрали солдатку М.С. Алексееву, счетоводом – А.И. Седову, заведовать фермой стала Е.Ф. Алексеева. Солдатским вдовам П.И. Кузнецовой и П.В. Новиковой достались отара овец и артельный склад.

В жатву пацаны девяти-десяти лет доставляли  с полей снопы, на лошадях везли хлеб в Барыш, на склады районного «Заготзерно».  Более «взрослые», кому перевалило за двенадцать-тринадцать, пахали, бороновали землю-кормилицу. Плуги назывались конными, но в них впрягали как правило быков.

Девчонки выходили на прополку проса, картофеля, заготавливали для овец веточный корм, вручную вымолачивали горох, горчицу и чечевицу. В осенние дни с ножами шли в поле срезать головки подсолнечника. Пожилые женщины были заняты на сортировке картофеля.

В Барыше и Гурьевке в первое военное лето собирало силы новое воинское соединение – 344-я стрелковая дивизия. Целые дни на плацу тренировались стриженые юнцы и усатые дядьки. «Длинным – коли! Назад прикладом – бей!». Несколько часов таких занятий – и с песней под крышу временных казарм.

В самую горячую пору картофельной уборки воины приехали в Аристовку. Был среди них заместитель командира 1152-го полка П.Т. Васильев.

Помощников развели на постой. За семьёй Бычковых «закрепили» командира полка Лелявина с сыном. Председатель тогда сказал матери: «У тебя муж и старший сын на фронте воюют, дочь тоже мобилизована, дом полупустой - места хватит…».

Коля Бычков быстро подружился с командирским сыном. Рядовой Анатолий Лелявин в свои тринадцать лет уже состоял адъютантом при командире полка – майоре Владимире Лелявине.

Когда бойцы покидали деревню, мать стала просить майора, чтобы оставил Анатолия.

- Еды на всех хватит… А как разобьёте супостата, приедете и заберёте мальчика.

- Нет, - отвечал Лелявин-старший. – Вместе едем на фронт. Толя будет мстить за мать и сестрёнку, погибших под бомбами. А ты своего Кольку расти, придёт час, он тоже встанет на защиту всех нас.

Командир 1152-го стрелкового полка Владимир Лелявин погибнет на белорусской земле при наступлении на город Чаусы. А наследник его,  пройдя самые разные земли, после боёв-пожарищ поселится в городе прославленных оружейников – Туле. Пути сына полка Толи Лелявина  и деревенского мальчишки Коли Бычкова никогда больше не пересекутся.

Белоруссию освобождали и уроженцы Аристовки, правда, они сражались не в 344-й дивизии. Алексей  Макаров на войну отправился семнадцатилетним. После скоротечной  учёбы стал офицером. Комсомолец погиб при освобождении самого древнего белорусского города - Полоцка.

Иван Алексеев ушёл на войну в неполные семнадцать. Учился ратному делу, успел повоевать. Девятнадцатилетний боец был убит при освобождении Латвии в октябре 1944-го. Ивана Михайловича похоронили у небольшого городка, на опушке леса. Когда  в дом пришло печальное известие, мать от такого удара потеряла сознание. А потом – слёзы, стенания родных и близких.

В семью Бычковых тоже пришло скорбное сообщение.

Непросто стало жить сыну, знающему, что ждать родителя  больше нет смысла, что он один в ответе за себя, свою судьбу, судьбу своей уже немолодой матери.

Николай Бычков   в двенадцать лет, во время школьных каникул, пошёл работать в колхоз пастушонком. Его «оружие» -  кнут местного «производства», который вился как змея. Когда Коля гнал стадо улицей, мальчишки просили у него эту длиннущую плеть, чтобы хлопнуть ею во всю силу. Сам пастушонок это делал виртуозно. Бич, бывало, взовьётся над головой, а потом, когда мальчишка его резко подсекал, раздавался такой хлопок, что, казалось, вся деревня слышит.

Работал Николай и водовозом. «Профессия» обязывала вставать до восхода солнца и поздно возвращаться. Аристовка была обижена водоисточниками. Колодцев здесь не рыли, единственный деревенский родник в жаркую летнюю пору пересыхал, за водой для колхозных  и домашних нужд отправлялись за километр, в урочище Лещиновка. Тот родник, вырвавшись из подземных уз, отдавал воды куда больше, чем уличный. Лещиновскую водицу Николай доставлял на ферму.

А потом пришла Победа! Самый великий и самый светлый праздник. Сколько тогда было пролито слёз – и радостных, и горьких. Детишки, совсем ещё маленькие,  не всё понимали умом, но тоже чувствовали своими крохотными сердцами радость. Они вместе со взрослыми пели-горланили, плясали от восторга. А иные вдруг затихали и убегали домой. Они, из семей, получивших похоронки, по-детски  завидовали соседским пацанам, тем, кто уже ждал возвращения отцов и братьев, считал, что называется, дни и часы.

Послевоенная Аристовка… Два десятка домов выстроились в ряд, на другом «порядке» изб поменьше. На краю оврага стояли небольшие баньки. Те, у кого не было своих бань, ходили на «парок»  к соседям. Зимой для хозяйских нужд больше пользовались снеговой водой. Родители посылали детей набирать в мешки снег - «крупитчатый», зернистый, подобный крупе; такой давал больше влаги.

Летом в овраге полно клубники, в Рамень-лесу да в Барском – земляника. На зорьке пойдёшь  за грибами, не успеешь оглянуться, а корзинка уже полнёхонька. Лесные дары, как и продукты домашних хозяйств, взрослые и дети сбывали на гурьевском рынке, на том, что шумел в районе теперешней швейной фабрики.

Деревенские хранили припасы, как правило, в двух погребах: в одном  держали картофель, в другом – бочки с капустой, огурцами, грибами, мочёными яблоками. Вареньевые запасы – в редком доме, какие деньги на сахар у колхозников той поры… Лакомством для детей служила «кулага» -  проросшая пшеница из чугунка, сохранившего тепло русской печки.

Колхозные поля начинались сразу за деревней. Преобладали, как и везде, зерновые; на небольших участках росли просо, гречиха, конопля. Конопляные стебли долго вымачивали в роднике – они шли на изготовление пеньки. Из крапивы, каковой полно было у оврага и ручья, готовили силос. Его хранили в простейшей необлицованной яме.

В зимнее время многие - дети да женщины - заготавливали сосновые шишки для лесничества. А для гурьевской суконной фабрики на болоте, ближе к нынешней барышской улице Пригородной, то есть у «Тайваня», добывали торф.

Николаю Бычкову ещё в школьные годы  поручали на время весьма ответственную, не для мальчишеского возраста, работу кладовщика. А как только окончил семилетку, назначили бригадиром. Председатель, счетовод, бригадир – вот и всё начальство маленькой аристовской сельскохозяйственной артели образца сороковых годов.

Бычкова послали на курсы подготовки руководящего состава. Но не вышло из парня начальника. Аристовку, Богдановку, Владимировку и Конновку объединили в одно общественное хозяйство, в председатели избрали более опытного в крестьянских делах.

Вскоре после того собрания Николая Ивановича призвали на действительную службу. Он покинул деревню на пять с лишним лет.

Вечерами далеко не во всех домах мерцали огоньки – старики, стараясь сберечь керосин, спать ложились рано.  Электричества деревня ждала слишком долго. Побывавшие тут в первый раз дивились: совсем неподалеку, в восьми километрах, многолюдный райцентр, а здесь, у него под боком, самая что ни на есть глухая глубинка.

После воинской службы мало кто  возвращался в деревню. А когда закрыли школу, аристовцы один за другим перебрались в город.

Спустя 15 лет после Великой Отечественной войны, наш район был поделён на четыре поселковых и 17 сельских  Советов. В том же 1960-м они сильно разнились: где-то были один-два населённых пункта (Бештановский, Калдинский, Осокинский Советы), а где-то – девять-одиннадцать (Водорацкий, Жадовский, Чувашскорешёткинский). Шли годы, стали умирать селения. Самые большие потери произошли в Ляховском и Конновском Советах: первый потерял шесть деревень и посёлков из прежних семи, второй – пять из восьми. На земле бывшего Конновского сельсовета уже нет Биллиюрта, Вдадимировки, Ивановки, Шпалорезного - осколков когда-то большого целого. Нет и Аристовки.