Накануне нового года в редакцию «Барышских вестей» от жительницы Ульяновска Веры Николаевны Молодцовой пришло большое письмо, в котором были её новые произведения. Несколько лет назад она жила в Барыше и иногда печаталась в районной газете под псевдонимом Вера Седова. Наверняка многие наши читатели помнят её мудрые житейские рассказы. «До недавнего времени я работала, а вот сейчас на пенсии. Недавно в первый раз стала бабушкой, - пишет нам Вера Николаевна. – Появилось свободное время, и я вновь занялась творчеством. Надеюсь, что читателям газеты мои рассказы понравятся. Все они – из реальной жизни».
Узелок желаний
Перед новым годом три дня мела метель. А в ночь на тридцатое ветер утих и потеплело. Утро пришло светлое, тихое. Шёл лёгкий, крупными хлопьями снег, как в сказке.
Татьяна не спеша дошла до кулинарии, заказала тесто на завтра для пирогов. Можно было и самой замесить, но не хотелось возиться, да и тесто в кулинарии делали хорошее, домашнее.
Потом прогулялась по рынку, купила кое-что ещё к празднику. Остановилась у прилавка с ёлочными игрушками. Да, с фантазией у производителей небогато... Сплошь шары – большие, маленькие, цветные. Но всё равно она нашла в лотке что-то интересное: осьминожку с большим ртом, где торчал один зуб, комету с длинным хвостом, рукавичку. Прошлый год она купила валеночек, вот и будет ему пара.
- Дорогие покупатели, уважаемые продавцы! Поздравляем вас с наступающим праздником! – раздалось у неё над ухом.
Она обернулась. За спиной стоял… Дед Мороз!!! В красной шубе, шапке с пушистой серебристой опушкой. Только борода и усы были настоящие, рыжеватые с проседью. В одной руке у него был посох, а в другой он держал прозрачный пакет с мандаринами. Из мандаринов торчал рыбий хвост.
- Кто расскажет мне стишок или песенку споёт, тот получит подарок! Вижу, красавица, ты хочешь подарок получить? – обратился Дед Мороз к Татьяне. Пахнуло коньяком и табаком. Ей стало немного смешно. Она поставила сумку на снег возле ног, опустила руки вдоль тела как примерная школьница, и начала:
- Снежок порхает, кружится, на улице бело…
Дед Мороз слушал внимательно, хитро улыбаясь. Потом спросил:
- Матушка, а ты в школе-то давно училась? Это же второй класс, «Родная речь»… Вот память, мне бы такую.
- Нет, это третий, а память? С внуком учила.
- Ну, пусть третий. Вот тебе мой подарок. Подержи-ка посох.
И он достал из кармана шубы ёлочную игрушку. Это был дорожный узелок. Такой, каким его рисуют на картинках. Четыре ушка, палочка, даже синие крапинки на платочке.
- Это не простой узелок, это узелок желаний. Вот, возьми его в руку, подыши на него и скажи тихо – чтоб даже я не слышал – самое заветное желание. И спрячь сразу подальше. И никому не рассказывай до самого нового года. И твоё желание исполнится.
- Точно исполнится?
- Непременно!!! Я же Дед Мороз! Волшебник! Помнишь? Говорят, под Новый год что не пожелается, всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается?
- Ну, смотри. Если что…
- Посохом клянусь!
Татьяна взяла узелок, подышала на него, и шепнула: «Хочу в новогоднюю ночь увидеть внука».
Спрятала игрушку во внутренний карман шубы. Деда Мороза рядом уже не было – голос его слышался с другого ряда.
Дома не раздеваясь, оставив сумку в прихожей, прошла в зал. Вынула из кармана игрушку, подержала в руке и положила на верхнюю полку серванта, за фотографию сына.
И уже на кухне, разбирая сумки, засмеялась: «Вот дура, купилась на шутку, бежала домой как на пожар. Тоже мне – волшебник, с мороженой рыбой!».
Убравшись на кухне, принялась наряжать ёлку. Удивительное деревцо купил брат Семён – не очень высокое, но раскидистое, занявшее почти ползала.
- Да я прошёл по рынку, а там палка, палка, два сучка. А тут мужики с машины за углом торгуют. Мне и то последняя досталась. Пока связанная была, не такая широкая показалась.
Татьяна вынула с антресолей коробки с игрушками, разложила их на диване.
Ёлку всегда наряжали тридцатого числа. Когда-то это была необходимость. Родители работали, печь топили дровами и оставлять ёлку без присмотра на весь день опасались. А потом привыкли, да и праздник так чувствовался больше. Вот стоит наряженная ёлка, и праздник уже рядом, вот сосем рядом, завтра.
Ставили ёлку в сооружение, что называли самоваром. Где его раздобыл отец – неизвестно. То ли с войны привёз как трофей, то ли нашёл где, то ли местные умельцы смастерили. Тяжёлый, на шести ножках-лапах. Внутри проходила труба с дырками, в неё ставилась ёлка. В самовар наливалась вода. И стояла ёлка в самоваре долго, свеженькая, ни одной сухой иголочки. После праздника самовар мыли, обязательно с мылом хозяйственным, суха-насухо вытирали и убирали на чердак.
Когда не стало мамы, и Татьяна забрала отца к себе, со всеми вещами увезла она и самовар. Сёстры, приезжая в гости, ахали: «Таня, самовар-то живой! И ни капли ржавчины! Вот вещь!».
Татьяна разбирала игрушки, вешала на ветки, а в голове метались растревоженные мысли.
Ну, не красавец её сын, не красавец! Высокий, худой, в очках, с залысинками. Но всегда было у сына много друзей, и вниманием женским не был обижен. А вот такую, чтоб в дом привести навсегда, женой назвать – встретил только в тридцать лет. Познакомился с Валентиной и пропал… Валентина уже побывала замужем, но, прожив полгода, разошлась.
Они встречались больше года. И однажды вечером сын сказал:
- Мам, мы с Валей поженились. Она завтра к нам жить переедет.
- Как поженились? Когда? – ахнула Татьяна.
- Сегодня. Мам, ты не обижайся, мы никому говорить не стали, подали заявление и расписались.
- Сынок, ну хоть бы какую-то свадьбу бы надо… Ну хоть родню собрать, познакомиться.
- Мама, Валя прошла это, а я что, мальчик? С шариками на машине по городу кататься? Нет, если ты хочешь, давай родню соберём, посидим.
Родню собрали, посидели – родне Валя понравилась. И Татьяна зажила с невесткой дружно. Она уступила молодым свою спальню, а сама перешла в боковушку, где раньше спал сын. Ей это было удобнее. Она могла читать до утра или смотреть передачи и никому не мешала. Телевизор, полки с книжками, шкаф с одеждой – что ещё нужно?
Макар родился через четыре года. Татьяна отложила в сторону игрушки и достала альбом с фотографиями. Давно их не открывала. Вот фото возле роддома. У сына такое лицо, будто не ребёнка держит, а что-то такое хрупкое, не дай бог уронишь, и будут одни осколки.
Хорошим отцом был сын. Погулять, бельё погладить, ночью перепеленать, укачать.
А вот новогодние фотографии… Вот Макару всего три месяца. Стоят возле ёлки сын и сноха. Артём держит Макара, а Валя прижалась к его плечу. А вот Макару год и три месяца. Артём высоко поднял его, а он протягивает игрушку матери, что стоит на лесенке.
Два года и три месяца. Макар стоит на стульчике под ёлкой. Он рассказывает стихи, что выучил в садике. Можно было и не отдавать Макара в садик, но Татьяна не стала перечить сыну и снохе. Она помнила, с какой охотой ходил в садик сын, сколько друзей у него там было. В день рождения она пекла громадный торт и кучу пирожков. Со многими он учился потом в школе, и до сих пор дружат, встречаются.
А тут Макару три года и три месяца. Это уже в садике. Макар – мушкетёр. Шляпа с пером, шпага. Всей семьёй шили этот костюм. Сын шпагу из шампура сделал, как настоящая получилась. Валя на накидке лилии вышивала, а Татьяна готовила шляпу. Даже в деревню к знакомым ездила за петушиными перьями. Макару тогда тоже нашли дело: все обрезки собрать, полы пропылесосить. Конечно, пылесос включали взрослые, а Макар таскал его по комнатам и жужжал, и завывал вместе с пылесосом.
Получил Макар за костюм первый приз – большую книгу сказок.
А новый год через четыре года и три месяца получился грустным… На снимке Макар сидит весь в зелёных пятнах - у него ветрянка. А ещё раньше он упал с горки и ушиб ногу. Сидели дома, ходили на массаж и всякие процедуры. Пошёл в садик – простудился. Кашель, сопельки, уколы, горькие таблетки. Выздоровел, а перед самым новым годом подхватил ту самую ветрянку.
Сразу обзвонили родню и друзей – не приезжайте, у нас карантин.
Сын был в командировке, приехать обещал не раньше пятого. Валентина сказала:
- Мама, гостей не будет, может, я съезжу в Саратов к тёте Нине? Давно не была у неё. Вы с Макаром одни справитесь?
Татьяне это не очень понравилось: ребёнок болеет, а она в гости собралась. А потом подумала: а что они двое будут весь праздник с Макаром сидеть?
- Езжай, конечно, мы справимся. Уж сумею мальчишку зелёнкой намазать. Да лекарства дать. Не впервой.
Проводили Валентину, нарядили ёлку, напекли пирожков. Сыпь у Макара была густая, как когда-то у его отца. Татьяна налила зелёнку в мисочку, сделала тампон, и стала мазать внука. Макар шипел, шумно дышал, но терпел. Скоро оба, и бабушка и внук, были в зелёных пятнах. А первого утром приехал сын.
- С Новым годом, лягушонок! С Новым годом, мамуля! А Валя где?
- В Саратове, у тёти Нины. Мы отпустили её, и со всем сами справились! Мы тебе уже звонили…
Сын выглядел очень удивлённым. Он долго гладил усы, что-то обдумывая, потом сказал тихо: «Ну, ладно, разберёмся».
Валя приехала через два дня. Таксист внёс за ней корзинку, ящик, и какой-то мешок.
- Ох, наконец, я дома. Думала не доберусь. Тётя Нина нагрузила меня как ишака. В мшке был лук, в ящике и корзине - банки с вареньем и компотом, мёд в глиняном кувшине, головка козьего сыра.
- И это всё тебе тётя Нина дала? – спросил Артём.
- Это я ещё от половины отказалась!
- Ну, и как тётя Нина поживает?
- Да по-прежнему. Коз старых продала, оставила молодняк, приплода ждёт, потому без молока сидит. А магазинное брать не хочет, говорит не вкусное.
- Ну, ясно, привыкла к своему.
Сын спрашивал, и очень внимательно смотрел на Валю. Татьяна заметила этот взгляд, и он её немного насторожил. Но она тут же успокоилась: сын, наверное, недоволен, что Валя оставила Макара и уехала. НУ, пусть сами разбираются. Бывали у них раздоры – в какой семье их не бывает. Татьяна не вмешивалась никогда - чужая семья, пусть и сыновья, - потёмки…
Знать бы ей, что здесь кроется. А и знала бы? Чтобы могла изменить?
Она отодвинула альбом, встала, пошла на кухню. Налила чаю, но пить не стала. От горьких воспоминаний и чай показался горьким…
Пасха в то году приходилась на начало мая. Сестра прислала письмо: приезжай, сходим вместе в церковь. Не была ни разу, хочется, а одна как-то не решаюсь. И Татьяна уехала в Самару. Хотела взять Макара с собой, но Валентина не пустила.
- Мы путёвку Макару в санаторий хотим купить, в Болгарию. Нужно комиссию пройти, анализы сдать.
Думала Татьяна побыть недельку у сестры, но поездка затянулась. Решили съездить на родину, в Посёлки, навестить могилы бабашки и деда. А в посёлках грустное – умерла нянька Фёкла, жена дяди старшего, что на войне погиб. Прямо на похороны попали.
-Таня, поживи дл сорока дней, а? А то у нас родни-то не осталось совсем. Пожила, помянули няньку Фёклу как положено. Звали её нянькой потому что своих детей у неё не было – не успели с мужем завести, всего неделю вместе прожили – и она растила своих племянников, а потом их детей и внуков. Замуж больше не пошла, а красивая была! Высокая, грудастая, коса до пояса, глазищи серые. Сватали её, а она отвечала:
- Нет своего мужа рядом, а чужой мне зачем?
Так и прожила век одна…
Домой вернулась Татьяна в середине июня.
Автобус опоздал на три часа – сломался в дороге. Другие пассажиры уехали на попутных, а ей пришлось ждать, пока приедет аварийка и утащит автобус на вокзал. Потому что нагрузили её гостинцами всякими без меры.
С вокзала она вязала такси. В окнах дом было темно.
- Спят. Вот и хорошо, что звонить не стала. Чего зря беспокоить – добралась сама. Оставив вещи в сенях, тихонько прошла в дом. Заглянула за шифоньер, где спал Макар. Его постель была аккуратно заправлена, на подушке сидел Мишаня, медвежонок, любимая игрушка внука.
- Уехали что ли? Когда? И не позвонили…
Тихонько постучала в комнату сына. Тишина…
Из её боковушки послышался шорох. Она открыла дверь и увидела сына.
- Ой, мамуль, с приездом. Ты чего не позвонила?
- Да потом расскажу. А где Макар и Валентина?
- Мама, ты иди, умывайся, я чай поставлю. Есть хочешь? И всё расскажу. Да не переживай, все живы и здоровы.
И еда остыла, и чай…
Татьяна слушала сына, и казалось – небо рушится.
- Мама, у Вали другой … мужчина. Он бизнесмен, строит у нас коттеджи. Он с Москвы, временно живёт здесь. На новый год она в Саратов не ездила, она у него в Москве была. А в Саратове я был. Наш самолёт посадили в Энгельсе – непогода, помнишь, как мело? Ну, я решил к ним с тётей поехать, а обратно поездом вместе. Мама, тётя Нина осенью дом продала. К сыну жить уехала.
- Сынок, а как же все гостинцы? Лук, мёд, варенье…
- Ой, мама, в Москве сейчас всё можно купить. И лук из Саратова, и мёд. Валя сказала, что развод хочет. Две недели назад нас развели.
- Сынок, разошлись вы, ну и ладно, не вы первые, не вы последние. А Макар? Он-то как?
- Суд определил, что Мака будет жить с Валей. Ему мать нужна. Ты пенсионерка, я постоянно в командировках.
- А ты? Ты отец, ты ему тоже нужен.
Артём поднял глаза на мать. И она увидела в его глазах слёзы.
- Я могу видеться с Макаром только с разрешения Вали и органов опеки. Она от алиментов отказалась. Мам, адвокат её принёс график моих командировок, и доказывал, что я бываю дома редко, с сыном не занимаюсь. А ещё предоставили документы на квартиру в Москве для Макара, и школу, очень дорогую. А у нас дом старый.
- Да ему до школы ещё…
- Там комплекс, или как-то ещё называется. Садик, и сразу школа.
- А Макар? Как сам Макар? Господи, за что мальчишке такое? Он ведь никогда без вас, двоих не был, всегда рядом, вы оба!
- На суде Макара не было – я условие поставил. А Валя просила, чтобы я тебе не говорил до развода. Сказала - стыдно. Она ещё до суда ушла из дома, и Макара забрала.
- И ты его больше не видел!? Ох, кручинушка моя!
- Два дня назад Валя приходила за вещами. И Макар был с ней. Я не знаю, что она ему сказала. Он ко мне на колени влез, за шею меня обнял, и так сидел, дышал мне за ухом, тяк тяжко, как будто у него что-то болит. А когда… он сказал: папа, я люблю тебя, я очень люблю тебя, и бабушку. Он у двери обернулся, и так посмотрел, так посмотрел…
Она увидела, как белеет лицо сына, и начинает дёргаться щека. Бросилась к телефону, но сын остановил.
- Не… надо. Сейчас пройдёт.
Татьяна подошла к Артёму, прижала его голову к груди.
- Сынок, и где они сейчас?
- В Багряном.
- В деревне?
- Мама, деревня, это деревня. А там рядом, коттеджный посёлок. Там... этот живёт. Мама, как жить теперь?
- Не знаю…
- Лучше бы я не ездил в Саратов...
- Сынок, если этому должно быть, оно бы так и так случилось. Потом. Мишаню вот забыли.
Он вдруг улыбнулся.
- Не забыли. Макарушка спрятал. Я его в боковушке твоей нашёл под подушками. И когда успел? С колен же у меня не сходил…
- Значит, раньше. Ой, беда, какая, кручинушка!
- Завтра еду в опеку, буду решать вопрос о встречах с сыном. Отпуск взял.
Но пойти в опеку на следующий день сыну не пришлось. Рано утром позвонили с работы. Нужно было кого-то срочно заменить, и он уехал.
А Татьяна набрала номер справочной автовокзала, и узнала, как ходят автобусы в Багряное.
- Багряное! Коттеджи! Деревня – следующая! – прокричала кондуктор автобуса.
Татьяна сошла, осмотрелась.
От остановки, вглубь леса, шло широкое шоссе. Вдоль шоссе, отгороженный от него решёткой, тянулся тротуар, по которому не спеша шла молодая женщина с коляской.
- С дитём гуляет, значит, недалеко, - подумала Татьяна. Вздохнула, и пошла по тротуару.
Прошла совсем немного и вышла к железным воротам. Вправо и влево от ворот высокий забор, увитый плющом. У ворот стояли двое мужчин в форме охранников. Татьяна шла и думала: как же узнать у них про Валентину и Макара…
За воротами послышался гудок, ворота раздвинулись, и проехала машина. И вдруг остановилась, из неё выскочила Валентина. Татьяна обрадовано бросилась к ней.
- Ой, Валечка, а я думаю, как же найти вас с Макаром! – и осеклась. Сноха смотрела на неё злым, немигающим взглядом.
- Вам что здесь надо? Кто вас звал сюда?
- Валя, я Макара… навестить… Вот пирожки, горячие ещё, огурчики прямо с грядки. Я ничего не… скажу… Недолго… буду… Скучаю…
- Значит так. Первое, Макар в Москве, у дедушки и бабушки.
- У каких бабушек?
- У родителей моего мужа. Второе. Вы и ваш сын теперь моему сыну никто, и прошу вас больше возле него не появляться.
- Валя, как никто? Артём – отец ему!
- Я не ясно сказала? Никто? А будете надоедать – по суду всех прав лишу!
- Как ты можешь?
- А я теперь всё могут» Вот сдам анализ и докажу, что Артём не отец!
Валя, да суд только глянет и откажет тебе! Макар-то все капельки Артёмовы! Валя. Вы ведь столько лет прожили, зачем ты Артёма так? Чем он провинился?
Валентина шагнула к ней ближе, сжала руки в кулаки. Тихим сдавленным голосом прошептала прямо в лицо:
- Прожили? А вы знаете, что такое жить с нелюбимым, чужим, постылым? Да так, чтобы он не догадался, не понял?
Татьяна в страхе попятилась назад. У Валентины будто не стало глаз – одни белки как стекло.
- Валечка, да зачем же замуж шла? За чужого, нелюбимого? И ребёнка родила?
Валентина разжала кулаки, шумно выдохнула.
- Думала: стерпится – слюбится. Не вышло. А родила… не убереглась.
- Господи, беда-то какая! Валя, а Макар-то чем провинился?
- А у Макара совсем другая жизнь будет! У него всё будет! Он мир увидит! И учителя самые лучшие, и комната своя, и даже квартира, не ваш угол за шкафом! И вас близко не будет!
- Отца родного не будет?
- Отца! Фи! А я ведь могу вашему сыну и на работе кое-что устроить… я теперь всё могу… Так что иди, свекруха, моя бывшая, и…чтоб глаза мои вас больше не видели
Она повернулась и пошла к машине.
Татьяна пришла в себя от чьего-то голоса.
- Вам плохо? Вам помочь? – возле неё стоял охранник.
Она с трудом проговорила:
- Спасибо. Всё хорошо. Помочь? Вот возьмите корзинку, съешьте. Там всё свеженькое. Внуку хотела, а мать не разрешила.
И пошла к остановке автобуса.
Она металась по квартире, как зверь в клетке. Она не верила словам снохи, не хотела им верить. Как так можно? Ведь вот только осенью…
У Артёма появилась вакансия – перейти в отдел и больше не ездить в командировки. И сидели они на кухне, рассуждали. Вопрос касался квартиры. Если Артём прейдёт в отдел, зарплата будет поменьше. А того, что подкоплено с командировок хватит на трёшку обычную. Выходило: берём трёшку, и Артём переходит в отдел. Но можно добавить к остальным деньгам небольшую ипотеку и взять четырёхкомнатную в пятиэтажке, что строят за парком. Тогда Артёму в отдел идти не выгодно…
Они ездили в компанию, что строила пятиэтажки, смотрели квартиры. Узнали, что сейчас в продаже жилья нет, подали заявку на дом, что будут сдавать в конце лета.
Артём был за ипотеку, Валя сначала против, но после осмотра квартир, согласилась.
- Там комнаты большие, можно одну перегородить, половину маме, а во второй половине компьютер поставить и книги. И школа рядом, прямо из окон видно. И кухня, большая, и балкон.
И сидели сын с женой, считали…
Татьяна не вмешивалась. Трёшку возьмут или ипотеку – дом придётся продавать. Ну, что ж… Всё равно когда-нибудь продавать придётся. А ещё думала: с чего это они так о квартире хлопочут? Может, о дочке задумались?
И опять металась по квартире, вспоминая, вспоминая…
Смотрит она в окно: сын и сноха с лыжами идут. Поставила чайник – замёрзли, наверное. И есть хотят. Чайник вскипел, а их нет. Вышла на крыльцо, а они целуются возле сарая!
А рубашки? Вот они висят в шкафу. Валя гладила, только она умеет так рубашки гладить. Сын любит красивые рубашки, и чтоб много. Он сам может постирать, а гладить доверяет только жене… Это что же? Прежде чем уйти из дома, она всё перестирала, перегладила… Зачем?
А, может, сын обидел чем-нибудь Валю? Да нет, Валя для него что свет в окошке, а главное сын… Макар… Ради Макара он бы и измену простил.
Татьяна вспоминала всякие события, а потом глаза снохи и её шёпот… Не вязалось прошлое с настоящим, ох не вязалось… Это какое же терпение нужно иметь – столько врать, что любишь. А может, врёт сейчас? Может, поманили деньги и большие, другая жизнь? Как же она будет жить теперь? А Макар?
Татьяна и впрямь не знала, как жить с нелюбимым… И женихи у неё были, и сватали её неплохие парни. А выбрала Василия, и прожила с ним двадцать один год… Ни дня не пожалела – в любви жили. Вот ребёнка бог дал только одного, ну, видно, судьба такая.
Сын приехал через неделю. И сразу пошёл в отдел опеки.
О том, что ездила в Багряное, и разговоре с Валентиной, Татьяна сыну не рассказала.
Он вернулся домой, долго сидел молча, потом спросил:
- Мама, ты была в Багряном?
- Ну, была. Что случилось, сынок?
- Принёс адвокат от неё заявление. Мы решение суда нарушили, без разрешения пытались увидеться с Макаром. Но это ещё не всё. Макар в Москве, и всё решать надо там.
- И что же надо ехать в Москву.
Сын покачал головой.
- В Москву ехать не надо. Ольга Борисовна уже послала все документы. Но сказала – шансов ноль. Поговорила она с этим адвокатом.
Так оно и вышло. Суд встал на сторону Валентины, признав общение Артёма с Макаром не в интересах ребёнка.
А на работе у сына и впрямь случилась неприятность. Так совпало, или в самом деле было связан ос Валентиной, её угрозой – но вдруг вызвали сына в отдел и попросили написать рапорт о приборах, утерянных несколько лет назад. Тогда природа была виновата, составили акт и дело закрыли. А тут вроде какие-то уточнения потребовались. Рапорт сын написал, на вопросы ответит, т всё. Спасибо, до свидания. Но как говорится в одном анекдоте – вилки нашлись, а неприятный осадок остался.
Теперь сын почти не бывал дома. Соглашался на все замены, работу на длительный срок.
После очередной командировки сын сказал:
- Мама, я подал рапорт о переводе в Северное. Я тебе раньше говорить не хотел, а сегодня пришёл приказ. Ты вот скажи – нам двухкомнатной квартиры хватит?
- Как это… нам?
- Ну, я же тебя одну не оставлю здесь. Я думаю – хватит. Тебе спальня, мне – зал. Квартиры там большие, я видел.
- Сынок, а что же я там буду делать?
- Хозяйство вести, меня с командировок ждать. Там клуб есть, библиотека большая. Это большой город, тебе понравится.
Новость была такая неожиданная, что она даже подумать не успела.
- Смотри сам, чтобы я тебе не мешала.
- Вот и решили.
Ночью она услышала тихие детские шаги из-за шифоньера, где раньше спал Макар. Они прошлёпали до туалета, потом в ванную. Из ванной на кухню. Стукнула дверца духовки.
- Ой, это же Макарка тесто проверяет!
Это была подготовка к игре.
Утром, за завтраком, Макар спрашивал:
- Бабушка, а пирожки есть? Моя душенька пирожка хочет…
- А с чем твоя душенька пирожка хочет?
Макар задумывался:
- Ну, с картошкой.
Если он не угадывал, то слышал в ответ:
- В следующую субботу испеку.
- Нет-нет, с капустой!
- С капустой где-то был прошлогодний, поискать надо – и она вынимала из духовки чашку с пирожками.
- Ух, ты! Прошлогодние, а такие горячие!
В игру вступали сын со снохой.
- А почему это только Макару пирожки? А нам?
- Дадим?
- Угощайтесь!
Она наливала всем молока, и начинался пир. И смех, и разговоры. А когда пирожки были съедены, молоко выпито, начинались жаркие поцелуи.
- Бабулечка, красотулечка, у тебя самые вкусные пирожки в мире! А можно я возьму один пирожок Мите? И ещё один Тане?
Конечно, и соседскому Мите, и Тане из шахматного клуба, и другим друзьям доставались бабушкины пирожки.
- А я тесто не ставила сегодня. Макар, я утром… - сказала и проснулась.
За окном вставал серый, тусклый рассвет, шёл дождь. Откуда взялся, днём даже маленькой тучки не было…
Татьяна знала уже, что делать.
- Сынок, я не поеду с тобой в Северное. Поздно мне по северам мотаться, годы не те. Это раз. Второе. Если я с тобой уеду – дом придётся продавать. Это же не на три дня в гости уехать.
- Ну, и продадим. Дяде Семёну доверенность оставим, он и продаст.
- Да нельзя дом продавать! Ты же не век на севере работать будешь, куда потом вернёшься? В чистое поле? И это не главное… Вдруг Макар к нам в гости соберётся? Где он будет нас искать?
Сын молчал, смотрел в стол.
- Да не переживай, не одна же я здесь останусь. И родня, и соседи. Вот весной пол-огорода цветами засажу, и буду с Петровной на базар ходить, торговать. Всё равно помогаю ей сумки до прилавка таскать. В Самару поеду, у сестёр погощу. Ты мне звонить будешь или письма писать. На Новый год приедешь.
- Ладно, мама, думаю, ты права.
И сын уехал.
Он звонил, рассказывал, как живёт, какая у него квартира, какая погода в Северном. На Новый год Татьяна поехала к нему, прожила почти месяц.
А дома потихоньку привыкла к тишине. Телевизор и радио были не в счёт – и с ними не поговоришь. И с Мишаней не поговоришь… Она перенесла медвежонка в свою боковушку, а иногда брала его на кухню, или в зал, к телевизору.
Этого мишку подарили Макару на двухлетие.
Долго искали по магазинам – не нравилось ничего! То очень большие, то страшные, то сине-зелёные…
И тогда Валентина предложила: а сошьём сами мишку! Принесла откуда-то выкройку. Артём привёз из командировки кусок красивого золотисто-коричневого бархата. Подруга Татьяны, что всю жизнь проработала в кукольном театре, помогла с мордочкой, и подсказала чем набить игрушку, чтобы её легко было постирать. Мишка получился замечательный!
Вечером его посадили на стульчик возле спящего Макара.
Утром они сидели на кухне и ждали.
Макар вбежал на кухню, прижимая к себе медвежонка. От волнения он смог сказать всего одно слово:
- Мишаня…
Так и стал медвежонок Мишаней. Любимой игрушкой Макара. В садик и на речку в гости к друзьям и в Самару, в рюкзаке, в корзине и в сумке – везде он был вместе с Макаром. Однажды Макар увидел, как несла женщина ребёнка в кенгурятнике. И тоже стал просить такой для Мишани. А когда сшили, усадил в него и сказал важно:
- Ну, вот, Мишаня, смотри на белый свет!
О чём думал Макар, когда прятал Мишаню за подушки?
Когда сын приехал в отпуск, Татьяна ему сказала:
Артём, может, нам какого детектива нанять? Чтобы хоть что-то про Макара узнать. Я в газете объявление видела…
Сын вздохнул.
- Нанимал я детектива. Нет сына в стране. Он с матерью в Израиле живёт.
- Ой, сынок, так это же заграница! Как она могла увести его туда без твоего согласия?
- Тут, мама, я дурак. Пришёл ко мне её адвокат. Показал путёвки в Болгарию, в санаторий. В тот, что мы весной собирались. И справку от врача, что Макар нуждается в отдыхе, и билеты. Нужно было моё согласие на выезд. А ты помнишь, сколько Макар болел зимой? Да ещё этот развод. Вот я и подписал разрешение. А они этим воспользовались.
- А что же детектив?
- Много узнать ему не удалось? У этого бизнес там…
- Как блоха, везде успевает, чтоб он сдох!
- Бизнес у него, и охрана, соответственно. И физически, и информационно. Но главное: Макар здоров, ходит в русскую школу, есть там такие. Учится очень хорошо. На иврите говорить научился. Плаваньем занимается, неплохо рисует, премию получил на выставке.
- Ох, ладно, хоть это знаешь. А иврит, сынок, это что такое?
- Это язык еврейский.
- А зачем он Макару?
- Если он там живёт, так и язык знать должен. Я хочу адвоката нанять, подать в суд за обманный вывоз ребёнка в другую страну. Может, добьюсь прав на Макара.
- Сынок, у вас и женщины там работают… Нашёл бы себе пару какую… А то вон Надя… Овдовела, уж второй год одна живёт… Про тебя спрашивала.
Сын подошёл к ней, обнял.
- Эх, мамулечка, моя мамулечка. Я, похоже, в вашу породу пошёл, Не женятся у вас два раза. Однолюбы мы. Сколько ты одна живёшь? А дядя Семён?
- Сынок… а вот если… простишь что ли её?
Сын долго молчал, потом сказал тихо:
- Не знаю. Только другой мне не надо.
Больше Татьяна разговор с сыном о новой семье не заводила.
… Сын позвонил недели за две до праздника.
- мам, я к празднику не приеду, работы много. Я приеду, возможно, к Рождеству.
Отпуск хочу взять. Мама…- сын замолчал.
- Что сынок?
- Я, может, не один приеду… Я…
- Ну, ладно, я ещё позвоню.
И только положив трубку телефона, Татьяна спохватилась. Да ведь о друзьях так не предупреждают! Ох, батюшки! Похоже… Дай-то бог…
- От воспоминаний её отвлёк стук в калитку. Татьяна сгребла альбомы с дивана, сунула в ящик комода и пошла встречать гостей.
Приехала сестра Варвара и сваха её Тоня.
Гостьи обнялись и расцеловались с Татьяной.
Разделись, стали распаковывать необъятные сумки с гостинцами, и в комнате запахло копчёным салом и мандаринами.
- Варя, да мандарины-то зачем тащили? У нас их нет что ли?
- Ох, Таня, по привычке. Помнишь, как раньше делили по дольке? Артём-то когда приедет?
- К Рождеству. Дела у него, звонил недавно.
- Я уж сколько его не видела! Как он?
Ой, Варя! Совсем лысый скоро будет, а так хорошо! Он теперь за главного – начальник! Серьёзный такой!
О своих догадках Татьяна решила не говорить. Сглазить боялась, да ещё и не известно, что имел сын ввиду…
В разговорах прошёл вечер, спать легли поздно.
Утром, пока гостьи спали, я сходила за тестом. А вечером они все вместе испекли пироги.
Стемнело, стали собираться гости.
Пришёл брат Семён, а с ним внучка, что летом вышла замуж. С мужем и его родителями. Пришла Петровна, давняя соседка и подруга, а с ней её сын с женой. Последней пришла Надя, одноклассница Артёма. Когда-то она дружила с Артёмом, но замуж вышла за другого. Овдовев, стала чаще забегать к Татьяне, особенно после развода Артёма с Валентиной.
- Ой, я прямо с вокзала. Никите посылку отправила с проводницей.
- Не боишься с проводницей-то посылать?
- Так у неё сын вместе с Никитой учится.
- А домой-то на праздник что не приехал?
- После сессии приедет на каникулы, чего зря деньги мотать?
Семён достал с шифоньера баян.
- Ну, споём, старый год проводим?
В доме стало шумно и весело.
Время подходило к двенадцати. Уж и старый год проводили, и песни попели, и потанцевали, а Татьяна всё чего-то ждала…
- Таня, пироги не пора нести? – спросил брат.
- Пора! Я нарежу, а вы потом поможете мне принести. Я позову.
- Это у вас принято – Новый год пирогами встречать? – спросил Виктор, зять Семёна. – Это я удачно женился, я пироги люблю!
Татьяна слушала с кухни весёлый смех, переборы баяна, и ей вдруг показалось, что её обманули… Пообещали чуда, а чуда-то нет! Не вышло!
Она резала пироги, клала их на тарелки и не слыщала, как хлопнула входная дверь. Кто-то громко вскрикнул, а потом стало в доме тихо-тихо.
Тёплые маленькие ладошки ей глаза.
- бабушка, я приехал! Я так скучал по тебе! Бабушка, мне уже десять лет, и я сам могу выбирать с кем мне жить и кого любить! Не плачь! Не надо!
Узелок желаний, ох, узелок желаний! Выполни ещё одно, только одно желание: чтобы сердце не замерло, не остановилось от радости…
В зале часы пробили двенадцать раз…