Печать
КРАЕВЕДЕНИЕ

Никто не скажет точно, сколько столетий существует в нашей сторонке река Мура, по-иному Мурка. Нет, это в старину она могла считаться рекой, теперь надо говорить – речка. Более того, она одна из самых коротких в северной части нашего района: всего-то шестнадцать километров водного потока.

Течёт Мура среди полей, лугов и смешанных лесов, а где-то и между высоких сосен в борах-невеличках. На первых километрах она воробью по колено, но чем ближе к месту впадения в Барыш, тем течение воды становится слитней, будто кто-то тянет речку за каждую прядь воды и заставляет литься напористей.

На правом берегу - село Ляховка. Ниже по течению – Голицино с двумя домами: один заброшен,  покинут последним здешним аборигеном Михаилом Леонтьевым; другой недавно построен, смотрится этаким красавцем-теремком. Далее - деревня Большая Мура, точнее, её последки.

Сравнительно недавно в версте от этой деревни лежали Выселки Большой Муры, в просторечии мурские Выселки. Если теперь ехать от Барыша до того места через Новый Дол, будет без малого тридцать километров.

В былые времена крестьяне стремились уйти от малоземелья, из многодворных деревень переселялись на пустоши. О таких переселенческих уголках говорили: предместье, выползово… В более позднюю пору переселиться на пустующие земли или выделиться из общины означало «отправиться на выселки». Слово «выселки» со временем стало входить в названия молодых населённых пунктов. В нашем районе существовали Языковские Выселки, в соседних – Берёзовские, Зимненские, Красносельские, Пушкарские, Станичные... В среде чувашского люда выселки назывались околотками.

По Указу 1906 года право переселения было предоставлено всем желающим. Семьи получали ссуды и безвозвратные пособия для переноса построек, покупки сельскохозяйственного инвентаря. Переселенческая политика премьер-министра Петра  Столыпина приобрела широкие масштабы.

Выселки Большой Муры зародились раньше столыпинского переселения. Об этом свидетельствуют факты из биографий бывших выселковых жителей. Вера Сметанина родилась тут  в 1876-м, Афимья Нечаева – годом раньше, Аксинья  Савинова – в 1867-м. Кстати, эти женщины оказались долгожительницами.

Иван  Сухов - 1873 года рождения. Он всю жизнь крестьянствовал, от сохи его отрывала только царская служба. Через все испытания с трёхперстным крестом прошёл землепашец.

Он женился поздно: первенец появился на свет в 1902-м. Потом – ещё тринадцать кровинок. В доме царили лад, добро, забота друг о друге. Однако Ивану Фёдоровичу и Анне Дмитриевне удалось поставить на крыло только шестерых, остальные умерли в младенчестве. Время было такое. Трудное.

Большая семья – большие заботы. Хозяин изнурял себя непосильным трудом: пахал, сеял, жал хлеба, сено заготавливал. На сенокосе он и погиб. Спускался с высокой сенной кучи, как это делал уже не раз, да угодил на приставленные к стогу вилы-тройчатки. В шестьдесят три года ушёл на тот свет.

Иван Фёдорович был грамотным. К нему, чтобы написал прошение, письмо, записку какую-нибудь, шла вся деревня. В Выселках жил его полный тёзка. Того называли Ванькой, а нашего героя не иначе как Иваном Фёдоровичем.

Деревня входила в Старозиновьевскую волость; в 1913-м тут насчитывалось 137 женских и 106 мужских душ – в среднем по шесть жителей на один двор.

В ту пору на Мурке действовала общественная мельница.

В двух километрах от Выселков стоял одиночный дом. Там же его владельцы Еремеевы разбили большой фруктовый сад.

Хозяева неожиданно пропали, никто из деревенских так и не узнал, что же произошло. Ходили  слухи о том, что кто-то в семье занимался изготовлением фальшивых денег.

Давно нет тех хозяев, а самые крепкие деревья, одичав,  живы до сей поры. Та местность по-прежнему зовётся Еремеевым садом.

По берегам Мурки, в небольшом отдалении друг от друга, лежали усадьбы С. Михайлова, А. Персова, В. Сидорова, П. Тимашёва, А Шамитова. Они состояли из одного жилого дома с хозяйскими постройками при трёх-восьми жителях.

Мурской народ в массе своей был трудолюбивым, расчётливым, богобоязненным. Все хорошо знали, что на заливной луг непозволительно заворачивать на телеге, даже на осёдланном коне путь туда был заказан до тех пор, пока не задёрнится почва. Живая рана от колеса или от копыта не скоро затянется. Было заведено  оберегать гнездовья - в птицах люди видели своих надёжных помощников.

А уж коль подступала общая беда – скотский мор, засуха ли, - селяне обращались к Богу. С иконой Божией Матери «Неопалимая Купина» в жаркое лето просили дождя посевам, с нею же спешили на зов пожарного набата.

Ближайший природный объект, почитаемый и сегодня, - родник Девятой Пятницы (Параскевы Мученицы). Он намного старше Выселков. По преданию, икону в роднике обнаружили четыре мальчика. Она не далась в руки ни ребятам, ни подоспевшей матери. И только после того, как священник отслужил здесь молебен, святой лик поднялся со дна. Произошло это на девятую после Пасхи пятницу.

Небольшой ручей начинает свой бег среди смешанного леса, вблизи торфяного болота. Давным-давно тут был кордон. Лесовики всячески оберегали святой источник. В пору безбожия родник оказался полузабытым. Теперь снова обустроен.

У выселковой ребятни была своя школа первой ступени, четырёхклассная. Размещалась она  в доме раскулаченного, высланного крестьянина. Ученики всех  классов занимались в единственной комнате.

В суровую годину коллектив здешнего колхоза жил, трудился в одном ритме со всей страной. Ушедших на войну заменили матери, сёстры:  Мария  Аристова, Ефросинья Бычкова, Антонина  Воронова, Елизавета  Малахова, Татьяна  Неклюдова, Аграфена  Нечаева, Евдокия  Савинова... В рабочий строй встала подросшая смена: Наташа Аристова, Паша Малахова, Саша Нечаев, Лиза Сухова, Катя Юдина… У них не было счастливого детства в привычном сегодняшнем понимании. Детям было особенно тяжело. Но кто из них посмел бы застонать, захныкать. Стисни зубы, крепись!

Фрол  Аристов - из семьи крестьян-однодворцев. Скорбная весть пришла  в его дом. Сын Михаил войну встретил начальником пограничной заставы. Пережил горькие месяцы отступления. 22 января 1943 года – последний день жизни лейтенанта Михаила Фроловича Аристова.

Григорий Малахов занесён в третий том областной Книги памяти. Там он значится как пропавший без вести в первом военном сентябре. Позднее удалось выяснить некоторые подробности. Григорий в июле 1941-го, простившись с родителями, с земляками, отбыл на призывной пункт. Провоевал боец совсем мало. 5 августа под Ельней  был пленён. Его увезли в далёкую Австрию. В концлагере среди пленных больше всего оказалось французов. Всех постепенно убивали непосильным трудом. Бывшие советские воины должны были ходить на работу только в красноармейской униформе, другой экипировки немцы не выдавали. Вскоре одежда превратилась в лохмотья. Люди стали болеть. В декабре навалилась эпидемия сыпного тифа. За месяц смерть унесла около семисот человек. Наш земляк скончался на седьмой день нового 1942 года.

Иные авторы утверждают, будто чуть ли не все наши военнопленные, освобождённые из фашистских концлагерей, прямиком направлялись в  советские лагеря да тюрьмы. Это не совсем так. Ровно через год после Победы в нашей области насчитывалось 1967 бывших военнопленных. Ещё 314 проходили проверку. После фильтрации в комиссии для дальнейшей разработки были переданы всего лишь 37 репатриантов. Из их числа восьмерых осудили как изменников родины, четверых – как дезертиров. Кстати, один из таковых заведовал лесопильным цехом фабрики имени Гладышева.

Вернулся в деревню после немецкого плена Алексей Аристов. Прежде выселковый народ знал его как мастера по пошиву. И теперь, пройдя войну, он продолжил шить по заказам  пальто, овчинные шубейки, мог сработать и шапки-ушанки.

Иван Воронов, бывший рядовой стрелкового полка, вернувшись по ранению, пошёл по торговой части. В деревне не было магазина. У своего двора, в небольшой постройке, фронтовик открыл торговую точку. Сам привозил товар, сам продавал. В те годы селяне не часто ходили в лавку (какие деньги  у колхозников?), но если уж наведывались, то это было для них целым событием, чем-то вроде праздника. Кому какой продукт нужен, Иван Михайлович угадывал с полуслова. А с какой ловкостью, с какой любовью колдовал он на обычных весах-тарелках! А если уж дело доходило до мануфактуры, самого дефицитного по тем временам товара, он тут и вовсе преображался. Самый дешёвенький ситчик умел развернуть так, что все ахали.

Анатолий Воронов, потерявший зрение, вернулся с трофеем – немецким аккордеоном. Женился инвалид на Нине Матвеевне, вдове неизвестно где сгинувшего Михаила Малахова. Та водила слепого музыканта по свадьбам, деревенским вечеринкам. Солдат веселил своей игрой молодёжь и ветеранов. Не такой он был человек, чтобы сидеть без дела да сетовать на судьбу. У Нины Матвеевны оказался хороший голос, часто по вечерам, вторя ей, звонко пели и молодые, и пожилые селянки. Собирались, как правило, в доме какой-нибудь одинокой старушки, «кельями» называли они места своих спевок. Песни, байки и присказки, всякие истории, припевки с перчиком…

Под конец пятидесятых в деревне оставалось полторы сотни жителей. Выселки объединились с колхозом из Большой Муры. Потом последовало  слияние с Беликовым, затем - с новодольским хозяйством.

Новый Дол продолжал развиваться, а в малые селения почти никаких вливаний. Чуть ли не весь транспорт стянули на центральную усадьбу, в Большой Муре да Выселках оставалась лишь пара тракторов. В непогоду, когда дорога расползалась даже под ногами пешехода, только они и выручали деревенский люд. Но подпрыгивать и дёргаться в грязном прицепе соглашались лишь те, кого гнала в дорогу великая нужда.

Вот такая нужда и погнала выселковых на новые места жительства.

Горе горькое по свету шлялося и на это сельцо набрело... В 1979-м тут оставалось всего-то  десять селян.

Сколько здесь поколений качалось в зыбках, потом росло, бегало по росным травам… Сегодня на месте мурских Выселков навевающая печаль пустошь.